(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Был хо­ро­ший май­ский день. (2) Своё сво­бод­ное время я про­во­дил, бродя по бу­лыж­ным мо­сто­вым, по ко­то­рым так редко про­ез­жа­ли ав­то­мо­би­ли, что между кам­ней росла не­при­хот­ли­вая, вы­нос­ли­вая трав­ка.

(3) Ста­рый рус­ский го­ро­док, кир­пич­но-бурый, ма­ло­этаж­ный, с гор­ба­ты­ми улоч­ка­ми, смот­рел на меня ге­ра­ни­е­вы­ми сво­и­ми окош­ка­ми. (4) За кра­ше­ны­ми-пе­ре­кра­ше­ны­ми за­бо­ра­ми юти­лись тес­ные дво­ри­ки, за­рос­шие тра­вой с ярко-жёлтыми оду­ван­чи­ка­ми и ку­ста­ми цве­ту­щей си­ре­ни. (5) Кир­пич­ные ре­льеф­чи­ки на фа­са­дах обречённых на снос дрях­лых домов, кир­пич­ные укра­ше­ния над ок­на­ми, по­хо­жие на удивлённо под­ня­тые брови,  — всё это резко кон­тра­сти­ро­ва­ло с белёными фа­са­да­ми новых домов, под­няв­ших­ся на окра­и­нах го­ро­да.

(6) Ста­ри­ки си­де­ли на ска­ме­еч­ках перед этими до­ма­ми, под цве­ту­щи­ми на под­окон­ни­ках ро­зо­вы­ми и алыми баль­за­ми­на­ми. (7) Мне, сто­лич­но­му жи­те­лю, волею слу­чая по­пав­ше­му в этот тихий уго­лок ис­кон­но рус­ской жизни, было очень хо­ро­шо, душу мою пе­ре­пол­ня­ли такие доб­рые чув­ства к ста­рым людям, ко­то­рые вни­ма­тель­но смот­ре­ли на меня, когда я про­хо­дил мимо, что я, как со ста­ры­ми зна­ко­мы­ми, как срод­ны­ми, здо­ро­вал­ся с ними. (8) Слыша в ответ удивлённое и тихое «зд­расте», я сму­щал­ся, будто люди ода­ри­ва­ли меня, слу­чай­но­го про­хо­же­го, не­за­слу­жен­ным бла­го­сло­ве­ни­ем.

(9) Бродя по улоч­кам, ко­то­рые вели то вверх, то вниз, я вышел к кра­е­вед­че­ско­му музею. (10) Пло­щад­ка перед этим му­зе­ем, за­тя­ну­тая соч­ной тра­вой, в ко­то­рой ярко све­ти­лись пу­ши­стые цветы оду­ван­чи­ков, была по­хо­жа на ста­рый цер­ков­ный дво­рик с про­топ­тан­ны­ми тро­па­ми, с по­ко­сив­шей­ся чу­гун­ной решёткой на серых стол­бах из пес­ча­ни­ка.

(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Од­на­ж­ды в нашей таёжной де­ре­вуш­ке силь­ная гроза по­ва­ли­ла ого­род­ные за­бо­ры и под­гнив­шие те­ле­фон­ные стол­бы, по­сры­ва­ла кое-где крыши, по­вы­во­ра­чи­ва­ла давно со­ста­рив­ши­е­ся берёзы и то­по­ля.

(2) Про­бе­гая утром мимо школы, я услы­шал тре­вож­ный писк и уви­дел на краю кар­ни­за ла­сто­чек, су­е­тя­щих­ся у разорённого вче­раш­ней гро­зой гнез­да. (3) Вет­ром ото­рва­ло от него боль­ше по­ло­ви­ны, из остав­шей­ся трес­нув­шей части гнез­да вы­гля­ды­ва­ли три ещё жел­то­ро­тых птен­ца; их ро­ди­те­ли цеп­ля­лись за стен­ки сарая рядом и, ще­бе­ча, будто плача над не­утеш­ным горем, про­си­ли по­мо­щи. (4) Ка­за­лось, что остат­ки гнез­да вот-вот от­ва­лят­ся. (5) А дру­гие ла­сточ­ки по­очерёдно под­ле­та­ли к по­стра­дав­ше­му гнез­ду, за­ви­са­ли на тре­пе­щу­щих кры­льях, слов­но об­ду­мы­вая, что пред­при­нять, и от­ле­та­ли.

(6) Воз­вра­ща­ясь около по­лу­дня, я за­ме­тил, что ла­сточ­ки ре­мон­ти­ру­ют гнез­до «всем миром». (7) Тре­щи­на уже была ак­ку­рат­но за­де­ла­на  — её можно было за­ме­тить лишь по тёмной по­ло­се сырой ещё глины, но ла­сточ­ки с ко­моч­ка­ми стро­и­тель­но­го ма­те­ри­а­ла в клю­вах всё под­ле­та­ли одна за дру­гой.

(8) Вско­ре гнез­до было пол­но­стью вос­ста­нов­ле­но, и ла­сточ­ки уле­те­ли к реке. (9) Они но­си­лись над вод­ной гла­дью, то ка­са­ясь её брюш­ком или кры­лом, то взмы­вая под не­бе­са.

(10)А я стоял и думал: как друж­ны эти милые птицы!

(1) Был хо­ро­ший май­ский день. (2) Своё сво­бод­ное время я про­во­дил, бродя по бу­лыж­ным мо­сто­вым, по ко­то­рым так редко про­ез­жа­ли ав­то­мо­би­ли, что между кам­ней росла не­при­хот­ли­вая, вы­нос­ли­вая трав­ка.

(3) Ста­рый рус­ский го­ро­док, кир­пич­но-бурый, ма­ло­этаж­ный, с гор­ба­ты­ми улоч­ка­ми, смот­рел на меня ге­ра­ни­е­вы­ми сво­и­ми окош­ка­ми. (4) За кра­ше­ны­ми-пе­ре­кра­ше­ны­ми за­бо­ра­ми юти­лись тес­ные дво­ри­ки, за­рос­шие тра­вой с ярко-жёлтыми оду­ван­чи­ка­ми и ку­ста­ми цве­ту­щей си­ре­ни. (5) Кир­пич­ные ре­льеф­чи­ки на фа­са­дах обречённых на снос дрях­лых домов, кир­пич­ные укра­ше­ния над ок­на­ми, по­хо­жие на удивлённо под­ня­тые брови,  — всё это резко кон­тра­сти­ро­ва­ло с белёными фа­са­да­ми новых домов, под­няв­ших­ся на окра­и­нах го­ро­да.

(6) Ста­ри­ки си­де­ли на ска­ме­еч­ках перед этими до­ма­ми, под цве­ту­щи­ми на под­окон­ни­ках ро­зо­вы­ми и алыми баль­за­ми­на­ми. (7) Мне, сто­лич­но­му жи­те­лю, волею слу­чая по­пав­ше­му в этот тихий уго­лок ис­кон­но рус­ской жизни, было очень хо­ро­шо, душу мою пе­ре­пол­ня­ли такие доб­рые чув­ства к ста­рым людям, ко­то­рые вни­ма­тель­но смот­ре­ли на меня, когда я про­хо­дил мимо, что я, как со ста­ры­ми зна­ко­мы­ми, как срод­ны­ми, здо­ро­вал­ся с ними. (8) Слыша в ответ удивлённое и тихое «зд­расте», я сму­щал­ся, будто люди ода­ри­ва­ли меня, слу­чай­но­го про­хо­же­го, не­за­слу­жен­ным бла­го­сло­ве­ни­ем.

(9) Бродя по улоч­кам, ко­то­рые вели то вверх, то вниз, я вышел к кра­е­вед­че­ско­му музею. (10) Пло­щад­ка перед этим му­зе­ем, за­тя­ну­тая соч­ной тра­вой, в ко­то­рой ярко све­ти­лись пу­ши­стые цветы оду­ван­чи­ков, была по­хо­жа на ста­рый цер­ков­ный дво­рик с про­топ­тан­ны­ми тро­па­ми, с по­ко­сив­шей­ся чу­гун­ной решёткой на серых стол­бах из пес­ча­ни­ка.

(1) Бар­бос был не­ве­лик ро­стом, но при­зе­мист и ши­ро­ко­груд. (2) Бла­го­да­ря длин­ной, чуть-чуть вью­щей­ся шер­сти в нём за­ме­ча­лось отдалённое сход­ство с белым пу­де­лем, но толь­ко с пу­де­лем, к ко­то­ро­му ни­ко­гда не при­ка­са­лись ни мыло, ни гре­бень, ни нож­ни­цы. (3) Летом он по­сто­ян­но с го­ло­вы до конца хво­ста бывал уни­зан ко­люч­ка­ми, а осе­нью клоки шер­сти на его ногах, жи­во­те, из­ва­ляв­шись в грязи, пре­вра­ща­лись в сотни ко­рич­не­вых бол­та­ю­щих­ся ста­лак­ти­тов. (4) Уши Бар­бо­са вечно но­си­ли следы «бо­е­вых схва­ток».

(5) Пёс имел весь­ма смут­ные по­ня­тия о праве соб­ствен­но­сти (осо­бен­но если дело ка­са­лось наших съест­ных при­па­сов) и не от­ли­чал­ся ак­ку­рат­но­стью. (6) Этому раз­бой­ни­ку ни­че­го не сто­и­ло стрес­кать в один при­сест по­ло­ви­ну жа­ре­но­го пас­халь­но­го ин­дю­ка, вос­пи­тан­но­го с осо­бен­ной лю­бо­вью и от­корм­лен­но­го од­ни­ми оре­ха­ми, или улечь­ся, толь­ко что вы­ско­чив из гряз­ной лужи, на белое по­кры­ва­ло.

(7) Бар­бос обык­но­вен­но лежал на под­окон­ни­ке рас­кры­то­го окна в позе спя­ще­го льва, уткнув морду между вы­тя­ну­ты­ми пе­ред­ни­ми ла­па­ми. (8) Едва на улице по­ка­зы­ва­лась со­ба­чья фи­гу­ра, он стре­ми­тель­но ска­ты­вал­ся с окош­ка и, как мол­ния, на­сти­гал со­пер­ни­ка. (9) В те­че­ние не­сколь­ких минут среди гу­сто­го стол­ба ко­рич­не­вой пыли ба­рах­та­лись, спле­та­ясь клуб­ком, два со­ба­чьих тела. (10) На­ко­нец Бар­бос одер­жи­вал по­бе­ду. (11) В то время когда враг об­ра­щал­ся в бег­ство, визжа и трус­ли­во огля­ды­ва­ясь назад, Бар­бос с гор­дым видом воз­вра­щал­ся на свой пост на под­окон­ник. (12) Прав­да, ино­гда при этом три­ум­фаль­ном ше­ствии он силь­но при­хра­мы­вал, но, ве­ро­ят­но, тем слаще ка­за­лись ему по­бед­ные лавры.

(1) Бар­бос был не­ве­лик ро­стом, но при­зе­мист и ши­ро­ко­груд. (2) Бла­го­да­ря длин­ной, чуть-чуть вью­щей­ся шер­сти в нём за­ме­ча­лось отдалённое сход­ство с белым пу­де­лем, но толь­ко с пу­де­лем, к ко­то­ро­му ни­ко­гда не при­ка­са­лись ни мыло, ни гре­бень, ни нож­ни­цы. (3) Летом он по­сто­ян­но с го­ло­вы до конца хво­ста бывал уни­зан ко­люч­ка­ми, а осе­нью клоки шер­сти на его ногах, жи­во­те, из­ва­ляв­шись в грязи, пре­вра­ща­лись в сотни ко­рич­не­вых бол­та­ю­щих­ся ста­лак­ти­тов. (4) Уши Бар­бо­са вечно но­си­ли следы «бо­е­вых схва­ток».

(5) Пёс имел весь­ма смут­ные по­ня­тия о праве соб­ствен­но­сти (осо­бен­но если дело ка­са­лось наших съест­ных при­па­сов) и не от­ли­чал­ся ак­ку­рат­но­стью. (6) Этому раз­бой­ни­ку ни­че­го не сто­и­ло стрес­кать в один при­сест по­ло­ви­ну жа­ре­но­го пас­халь­но­го ин­дю­ка, вос­пи­тан­но­го с осо­бен­ной лю­бо­вью и от­корм­лен­но­го од­ни­ми оре­ха­ми, или улечь­ся, толь­ко что вы­ско­чив из гряз­ной лужи, на белое по­кры­ва­ло.

(7) Бар­бос обык­но­вен­но лежал на под­окон­ни­ке рас­кры­то­го окна в позе спя­ще­го льва, уткнув морду между вы­тя­ну­ты­ми пе­ред­ни­ми ла­па­ми. (8) Едва на улице по­ка­зы­ва­лась со­ба­чья фи­гу­ра, он стре­ми­тель­но ска­ты­вал­ся с окош­ка и, как мол­ния, на­сти­гал со­пер­ни­ка. (9) В те­че­ние не­сколь­ких минут среди гу­сто­го стол­ба ко­рич­не­вой пыли ба­рах­та­лись, спле­та­ясь клуб­ком, два со­ба­чьих тела. (10) На­ко­нец Бар­бос одер­жи­вал по­бе­ду. (11) В то время когда враг об­ра­щал­ся в бег­ство, визжа и трус­ли­во огля­ды­ва­ясь назад, Бар­бос с гор­дым видом воз­вра­щал­ся на свой пост на под­окон­ник. (12) Прав­да, ино­гда при этом три­ум­фаль­ном ше­ствии он силь­но при­хра­мы­вал, но, ве­ро­ят­но, тем слаще ка­за­лись ему по­бед­ные лавры.

(1) Бар­бос был не­ве­лик ро­стом, но при­зе­мист и ши­ро­ко­груд. (2) Бла­го­да­ря длин­ной, чуть-чуть вью­щей­ся шер­сти в нём за­ме­ча­лось отдалённое сход­ство с белым пу­де­лем, но толь­ко с пу­де­лем, к ко­то­ро­му ни­ко­гда не при­ка­са­лись ни мыло, ни гре­бень, ни нож­ни­цы. (3) Летом он по­сто­ян­но с го­ло­вы до конца хво­ста бывал уни­зан ко­люч­ка­ми, а осе­нью клоки шер­сти на его ногах, жи­во­те, из­ва­ляв­шись в грязи, пре­вра­ща­лись в сотни ко­рич­не­вых бол­та­ю­щих­ся ста­лак­ти­тов. (4) Уши Бар­бо­са вечно но­си­ли следы «бо­е­вых схва­ток».

(5) Пёс имел весь­ма смут­ные по­ня­тия о праве соб­ствен­но­сти (осо­бен­но если дело ка­са­лось наших съест­ных при­па­сов) и не от­ли­чал­ся ак­ку­рат­но­стью. (6) Этому раз­бой­ни­ку ни­че­го не сто­и­ло стрес­кать в один при­сест по­ло­ви­ну жа­ре­но­го пас­халь­но­го ин­дю­ка, вос­пи­тан­но­го с осо­бен­ной лю­бо­вью и от­корм­лен­но­го од­ни­ми оре­ха­ми, или улечь­ся, толь­ко что вы­ско­чив из гряз­ной лужи, на белое по­кры­ва­ло.

(7) Бар­бос обык­но­вен­но лежал на под­окон­ни­ке рас­кры­то­го окна в позе спя­ще­го льва, уткнув морду между вы­тя­ну­ты­ми пе­ред­ни­ми ла­па­ми. (8) Едва на улице по­ка­зы­ва­лась со­ба­чья фи­гу­ра, он стре­ми­тель­но ска­ты­вал­ся с окош­ка и, как мол­ния, на­сти­гал со­пер­ни­ка. (9) В те­че­ние не­сколь­ких минут среди гу­сто­го стол­ба ко­рич­не­вой пыли ба­рах­та­лись, спле­та­ясь клуб­ком, два со­ба­чьих тела. (10) На­ко­нец Бар­бос одер­жи­вал по­бе­ду. (11) В то время когда враг об­ра­щал­ся в бег­ство, визжа и трус­ли­во огля­ды­ва­ясь назад, Бар­бос с гор­дым видом воз­вра­щал­ся на свой пост на под­окон­ник. (12) Прав­да, ино­гда при этом три­ум­фаль­ном ше­ствии он силь­но при­хра­мы­вал, но, ве­ро­ят­но, тем слаще ка­за­лись ему по­бед­ные лавры.

(1) Бар­бос был не­ве­лик ро­стом, но при­зе­мист и ши­ро­ко­груд. (2) Бла­го­да­ря длин­ной, чуть-чуть вью­щей­ся шер­сти в нём за­ме­ча­лось отдалённое сход­ство с белым пу­де­лем, но толь­ко с пу­де­лем, к ко­то­ро­му ни­ко­гда не при­ка­са­лись ни мыло, ни гре­бень, ни нож­ни­цы. (3) Летом он по­сто­ян­но с го­ло­вы до конца хво­ста бывал уни­зан ко­люч­ка­ми, а осе­нью клоки шер­сти на его ногах, жи­во­те, из­ва­ляв­шись в грязи, пре­вра­ща­лись в сотни ко­рич­не­вых бол­та­ю­щих­ся ста­лак­ти­тов. (4) Уши Бар­бо­са вечно но­си­ли следы «бо­е­вых схва­ток».

(5) Пёс имел весь­ма смут­ные по­ня­тия о праве соб­ствен­но­сти (осо­бен­но если дело ка­са­лось наших съест­ных при­па­сов) и не от­ли­чал­ся ак­ку­рат­но­стью. (6) Этому раз­бой­ни­ку ни­че­го не сто­и­ло стрес­кать в один при­сест по­ло­ви­ну жа­ре­но­го пас­халь­но­го ин­дю­ка, вос­пи­тан­но­го с осо­бен­ной лю­бо­вью и от­корм­лен­но­го од­ни­ми оре­ха­ми, или улечь­ся, толь­ко что вы­ско­чив из гряз­ной лужи, на белое по­кры­ва­ло.

(7) Бар­бос обык­но­вен­но лежал на под­окон­ни­ке рас­кры­то­го окна в позе спя­ще­го льва, уткнув морду между вы­тя­ну­ты­ми пе­ред­ни­ми ла­па­ми. (8) Едва на улице по­ка­зы­ва­лась со­ба­чья фи­гу­ра, он стре­ми­тель­но ска­ты­вал­ся с окош­ка и, как мол­ния, на­сти­гал со­пер­ни­ка. (9) В те­че­ние не­сколь­ких минут среди гу­сто­го стол­ба ко­рич­не­вой пыли ба­рах­та­лись, спле­та­ясь клуб­ком, два со­ба­чьих тела. (10) На­ко­нец Бар­бос одер­жи­вал по­бе­ду. (11) В то время когда враг об­ра­щал­ся в бег­ство, визжа и трус­ли­во огля­ды­ва­ясь назад, Бар­бос с гор­дым видом воз­вра­щал­ся на свой пост на под­окон­ник. (12) Прав­да, ино­гда при этом три­ум­фаль­ном ше­ствии он силь­но при­хра­мы­вал, но, ве­ро­ят­но, тем слаще ка­за­лись ему по­бед­ные лавры.

(1) За скри­пу­чим сто­лом в ка­би­не­те, низко на­гнув­шись над кни­гой или пре­па­ра­том, сидит мой ас­си­стент Пётр Иг­на­тье­вич, тру­до­лю­би­вый, скром­ный, но бес­та­лан­ный че­ло­век, лет трид­ца­ти пяти, уже пле­ши­вый и с боль­шим жи­во­том. (2) Ра­бо­та­ет он с утра до ночи, чи­та­ет много, от­лич­но пом­нит всё про­чи­тан­ное  — и в этом от­но­ше­нии он не че­ло­век, а зо­ло­то. (3) В осталь­ном же про­чем  — это ло­мо­вой конь, или, как иначе го­во­рят, учёный-ту­пи­ца. (4) Ха­рак­тер­ные черты ло­мо­во­го коня, от­ли­ча­ю­щие его от та­лан­та, та­ко­вы: кру­го­зор его тесен и огра­ни­чен спе­ци­аль­но­стью; вне своей спе­ци­аль­но­сти он наи­вен, как ребёнок.

(5) Дру­гая черта  — фан­та­сти­че­ская вера в не­по­гре­ши­мость науки и всего того, что пишут немцы. (6) Он уве­рен в самом себе, в своих пре­па­ра­тах, знает цель жизни и со­вер­шен­но не­зна­ком с со­мне­ни­я­ми и разо­ча­ро­ва­ни­я­ми, от ко­то­рых се­де­ют та­лан­ты. (7) Раб­ское по­кло­не­ние ав­то­ри­те­там и от­сут­ствие по­треб­но­сти са­мо­сто­я­тель­но мыс­лить. (8) Раз­убе­дить его в чём-то труд­но, спо­рить с ним не­воз­мож­но.

(9) Бу­дущ­ность его пред­став­ля­ет­ся мне ясно. (10) Воз­мож­но, за всю свою жизнь Пётр Иг­на­тье­вич при­го­то­вит не­сколь­ко сотен пре­па­ра­тов не­обык­но­вен­ной чи­сто­ты, на­пи­шет много сухих, очень при­лич­ных ре­фе­ра­тов, сде­ла­ет около де­ся­ти доб­ро­со­вест­ных пе­ре­во­дов. (11) Но по­ро­ха он не вы­ду­ма­ет. (12) Для по­ро­ха нужны фан­та­зия, изоб­ре­та­тель­ность, уме­ние уга­ды­вать, а у Петра Иг­на­тье­ви­ча нет ни­че­го по­доб­но­го. (13) Ко­ро­че го­во­ря, это не хо­зя­ин в науке, а ра­бот­ник.

(1) За скри­пу­чим сто­лом в ка­би­не­те, низко на­гнув­шись над кни­гой или пре­па­ра­том, сидит мой ас­си­стент Пётр Иг­на­тье­вич, тру­до­лю­би­вый, скром­ный, но бес­та­лан­ный че­ло­век, лет трид­ца­ти пяти, уже пле­ши­вый и с боль­шим жи­во­том. (2) Ра­бо­та­ет он с утра до ночи, чи­та­ет много, от­лич­но пом­нит всё про­чи­тан­ное  — и в этом от­но­ше­нии он не че­ло­век, а зо­ло­то. (3) В осталь­ном же про­чем  — это ло­мо­вой конь, или, как иначе го­во­рят, учёный-ту­пи­ца. (4) Ха­рак­тер­ные черты ло­мо­во­го коня, от­ли­ча­ю­щие его от та­лан­та, та­ко­вы: кру­го­зор его тесен и огра­ни­чен спе­ци­аль­но­стью; вне своей спе­ци­аль­но­сти он наи­вен, как ребёнок.

(5) Дру­гая черта  — фан­та­сти­че­ская вера в не­по­гре­ши­мость науки и всего того, что пишут немцы. (6) Он уве­рен в самом себе, в своих пре­па­ра­тах, знает цель жизни и со­вер­шен­но не­зна­ком с со­мне­ни­я­ми и разо­ча­ро­ва­ни­я­ми, от ко­то­рых се­де­ют та­лан­ты. (7) Раб­ское по­кло­не­ние ав­то­ри­те­там и от­сут­ствие по­треб­но­сти са­мо­сто­я­тель­но мыс­лить. (8) Раз­убе­дить его в чём-то труд­но, спо­рить с ним не­воз­мож­но.

(9) Бу­дущ­ность его пред­став­ля­ет­ся мне ясно. (10) Воз­мож­но, за всю свою жизнь Пётр Иг­на­тье­вич при­го­то­вит не­сколь­ко сотен пре­па­ра­тов не­обык­но­вен­ной чи­сто­ты, на­пи­шет много сухих, очень при­лич­ных ре­фе­ра­тов, сде­ла­ет около де­ся­ти доб­ро­со­вест­ных пе­ре­во­дов. (11) Но по­ро­ха он не вы­ду­ма­ет. (12) Для по­ро­ха нужны фан­та­зия, изоб­ре­та­тель­ность, уме­ние уга­ды­вать, а у Петра Иг­на­тье­ви­ча нет ни­че­го по­доб­но­го. (13) Ко­ро­че го­во­ря, это не хо­зя­ин в науке, а ра­бот­ник.

(1)  Лю­бовь япон­цев к пре­крас­но­му ко­ре­нит­ся в их любви к при­ро­де. (2)  Нужно хотя бы раз уви­деть ост­ро­ва Япо­нии, чтобы по­нять, по­че­му на­се­ля­ю­щий их народ обо­жеств­ля­ет род­ную при­ро­ду.

(3)  Япо­ния  — это стра­на зелёных гор и мор­ских за­ли­вов, су­мрач­ных вул­ка­ни­че­ских озёр и зер­каль­ных мо­за­ик ри­со­вых полей. (4)  Ланд­шаф­ты Япо­нии со­став­ле(н/нн)ы из мяг­ких тонов, при­глушённых влаж­но­стью воз­ду­ха. (5)  Эту сдер­жан­ную гамму вре­мен­но на­ру­ша­ют лишь какие-ни­будь се­зон­ные крас­ки. (6)  На­при­мер, ве­сен­нее цве­те­ние аза­лий или пла­ме­не­ю­щие к осени ли­стья клёнов.

(7)  Мус­сон­ные ветры и тёплое мор­ское те­че­ние сде­ла­ли Япо­нию стра­ной уди­ви­тель­но­го кли­ма­та, где весна, лето, осень и зима сме­ня­ют друг друга на ред­кость пунк­ту­аль­но. (8)  Япон­цы на­хо­дят ра­дость в том, чтобы под­чи­нять при­род­но­му ка­лен­да­рю ритм своей жизни. (9)  Они ста­ра­ют­ся есть опре­делённую пищу, но­сить опре­делённую одеж­ду, при­да­вать долж­ный облик сво­е­му жи­ли­щу. (10)  Они любят при­уро­чи­вать се­мей­ные тор­же­ства к важ­ным при­род­ным яв­ле­ни­ям: цве­те­нию са­ку­ры или осен­не­му пол­но­лу­нию.

(11) Пред­ме­том вос­хи­ще­ния может быть всё, что служ..т окном в бес­ко­неч­ное раз­но­об­ра­зие мира: тра­вин­ка, на ко­то­рой обос­но­вал­ся куз­не­чик, или при­чуд­ли­во изо­гну­тый ко­рень. (12)  Из­дав­на для япон­цев ха­рак­тер­но стрем­ле­ние жить в со­гла­сии с при­ро­дой.